Барбас.
Суран, жемчужина Вандерфелла, погружался в сумерки. От озера Масоби тянуло вечерней прохладой, воды его отражали огни города и дымчато-розовую полоску заката. А за дверью, ненавязчиво освещаемой красным фонарем, делились последними слухами. Хельвиан, владелица данного заведения, нисколько не стесняясь своей наготы, рассказывала о бродящем в холмах к востоку от города безумном малом.
Короткая заметка на желтых страницах дневника – так началось знакомство с легендой.
Меч Умбра.Никто точно не скажет, из какого металла был выкован этот меч, но у имевших несчастье видеть его мало сомнений по данному вопросу. Ведь только из эбонитовой руды, добываемой в шахтах Морровинда, изготавливают матово-черное оружие, почти не имеющее равных в остроте и прочности. Не каждый кузнец сможет работать с таким материалом. И уж точно не каждый воин позволит себе эбонитовое оружие – легкое лишь для привычных к такой смертоносной тяжести рук, оно оценивается даже не на вес, а в сотни раз дороже.
Кто знает, где древняя ведьма Нэнр Вэрр раздобыла такой меч. Получила в оплату от дворянина за те услуги, о которых не говорят вслух, но что способствуют скорой смене властителей трона? Может, он был единственным, чем странствующий герой смог оплатить свое излечение от вампиризма или ликантропии? Или самый тривиальный вариант – кража или убийство? Хотя, чем Шеогорат не шутит, клинок мог быть вполне честно обменян на тугой кошель золота.
Кто вообще бы вспомнил Нэнр Вэрр, не зачаруй она этот меч? Золотая вязь, коей традиционно украшают эбонитовое оружие, стерлась под потоком лет и крови, но ни чары ведьмы, ни острота лезвия не подвержены времени. Поверни меч так, чтобы свет упал на него под углом – и увидишь фиолетовое мерцание старинных чар. Ягрум Багарн, последний выживший двемер, в своих записках об известнейших артефактах пишет, что назначение этого – ловить души своих жертв. Несколько странная магия для одного из самых мощных клинков Тамриэля, но это лишь на первый взгляд.
Казненная за свои темные дела, Нэнр успела спрятать оружие. Раз от раза возникая на полотне истории, он служит тем, кого сочтет достойным. Хотя «служит» - не совсем верно, говоря по правде – совсем не верно. Владелец клинка лишь немногим отличается от убитых им же в бою – просто его смерть от меча растянута во времени.
- Твари, один вид которых способен был убить любого другого, пали от моей руки. Я видел и ужасы войны, и отвратительную невоздержанность мира. Уничтожение целых народов. Горящие деревни, когда одна моя рука держала факел, но другая лила воду в огонь. Я спасал города от полчищ даэдра – и убивал невинных во славу бесчисленных аристократов. Я делал все во славу боя, я и мой меч. Единственное, что мне теперь осталось – смерть. Но боги обманули меня.
Меч Умбра.Пустоши Молаг Амура начались внезапно, не размениваясь на приветствия уходящим с зеленеющих Аскодианских островов странникам. Стоило выйти через южные ворота Сурана – и буйство красок и форм тут же оставалось позади, подсовывая вместо себя серый ландшафт, высохшие стволы деревьев и бьющий из расщелин в земле пар.
Увидев неожиданно яркое пятно в столь унылом пейзаже, скальный наездник направился прямо к нему. Никому не дано узнать, что творится в маленьких головах этих надоедливых королей морровиндского неба, вытеснивших, по слухам, из своей вотчины даже драконов. Но в эту голову можно и даже нужно бить при встрече с ними, дабы сократить птицам-переросткам жизнь и, в идеале, популяцию.
И странник в темпларской броне высших чинов Имперского Легиона был не прочь вложить в это богоугодное дело свою посильную помощь. Тетива арбалета щелкнула, всадив первый болт в левое крыло. Скальный наездник каркнул и начал снижаться. Дальше этот процесс шел без его участия, превратившись в падение – второй болт угодил в горло. Птица распласталась на сером пепле, раскинув громадные крылья и закрыв ими чахлые пучки травы. Убедившись, что ни один из выпущенных снарядов более не пригоден к бою, имперец перешагнул через труп и продолжил путь.
Когда-то он, воин, считал луки и арбалеты оружием трусов. Это мнение не изменилось и до сих пор, но пересилить свою нелюбовь его заставила куда как более жгучая ненависть к конкретным образчикам вандерфелльской фауны. Когда скальные наездники подолгу зависали высоко над головой, мерзко каркая и закрывая небо крыльями, только стрела уверенно преодолевала метры, которых так не хватало мечу для удара. Не подпрыгивать же, в конце-то концов.
Некоторое время имперец еще двигался вдоль берега реки, но затем, руководствуясь указаниями Хельвиан, повернул налево. Дорога его проходила у подножия холмов, отмеченная трупами общим числом в двух скальных наездников и одного дикого гуара. Когда уже появилось первое беспокойство о том, не спутал ли он чего, утоптанная тропа вильнула в сторону и вверх по склону. Там, на огороженной валунами площадке, воин и нашел того, кого разыскивал.
- …Но боги обманули меня. Я лишь хочу умереть, как подобает настоящему воину – в бою, но никогда еще не встречал равного противника. Быть может, ты рискнешь сразиться и исполнить мое желание?
Орк, облаченный в доспехи своего народа, замолчал. На щите гротескное лицо застыло в пугающей гримасе, нагрудник блестел под лучами солнца, изредка пробивающимися сквозь пелену туч. Маска, в форме которой было выполнено забрало шлема, оставалась, конечно же, бесстрастной.
Меч Умбра.Имперец молчал. Он шел сюда к тому, кто искал достойного соперника. Наверное, каждый настоящий воин ведет такие поиски. И вот, они нашли друг друга, хотя сейча речь шла о чем-то большем, чем даже о поединке с равным.
- Я дам тебе то, что ты хочешь, - наконец медленно сказал он, снимая с плеча сумку. Уложил рядом с ней арбалет, провел пальцами по золотистому краю двемерского щита – своего в комплекте темпларской брони почему-то не предполагалось.
- Отлично. Может быть, я умру, как полагается воину. Или ты умрешь, как подобает воину. - Имперец едва успел принять мощный удар на щит. Древний доспех гневно зазвенел от столкновения с длинным черным клинком.
- Но как мне называть тебя? – прохрипел он.
- Можешь звать меня Умбра. Это имя моего меча, но вполне может быть и моим.
Это каменная крошка или костяная мука? Или пыль веков, состоящая из того и другого и замешанная на времени? Айлейдские руины, когда-то город, теперь одна большая гробница и напоминание – не памятник – о творившихся здесь бесчинствах. Заваленные коридоры и труднодоступные нижние уровни, вероятно, никогда не были потревожены охочими до наживы мародерами. Там все так, как оставили бывшие властители этих земель, покидая свои владения. Там витает дух айлейдов.
Неприятное в этом лирическом отступлении то, что вышеупомянутый дух предпочитает заклинания холода.
И витает их добрый десяток при поддержке прочей разнообразной нежити, в случаях особо грустных – личей. Или еще какой-нибудь закоротившей от собственной крутости дряни.
Так что лучше оставить рассуждения об истории удобному креслу, полностью отдаться своим чувствам и осторожно ступать в темных коридорах, еле освещаемым сияющими кристаллами. И приглядываться, чьи именно там кости хрустнули под ногой – крысиные или человеческие – право, не стоит. Ловушки еще действуют, и ваши косточки на стальных кольях или рядом с дырой в полу, исходящей ядовитыми испарениями, вполне могут стать символом неудачно завершившегося дня еще одного искателя приключений.
Переступив с ноги на ногу, каджиит начал спускаться в полумрак. Стоило удавиться от жадности еще у даэдрического святилища Клавика Вайла. Чтобы в шелесте листвы зазвучал мальчишеский голос, отлично подходящий этому рогатому карлику, пришлось выложить пятьсот монет. Он уже направлялся к деревне, на которую владыка даэдра указал как на отправную точку в поисках необходимого ему меча Умбра, когда из сумки раздалось веселое «Привет!».
Меч Умбра.Оцепеневший от ужаса приключенец решил было, что его настигли последствия имевшего когда-то место быть общения с принцем безумия Шеогоратом. Застыл как кот, пойманный на краже сметаны. Но бодрый треп в режиме нон-стоп принадлежал Барбасу, помощнику Вайла, коего изображают в образе громадной собаки около своего господина. Теперь его статуэтка, исчезнувшая с постамента святилища и изрядно уменьшившаяся в размерах, отказывалась покидать вещи авантюриста в попытках вдолбить оному, с какого рожна меч Умбра не должен попасть к Клавику Вайлу. Так путешественник и ворвался в деревню Врата Пелла - под сетования Барбаса о том, что герои не отличаются быстротой мышления, а господин наплевательски относится к результатам своих поступков. За что наверняка и будет бит.
Иррок Широкий был нордом и варваром, что вполне типично для них. Но узнать последнее можно было лишь изрядно потрудившись – просто понять это по не совсем бритой физиономии престарелого возраста не представлялось возможным. Бросаться в бой, размахивая секирой и разрывая на себе засаленную одежду, тоже вроде бы не входило в список увлечений Иррока. Но именно на него указали селяне каджииту в ответ на его расспросы об Умбре.
Бывший учитель Ленвин, как в прошлом звали последнего известного владельца клинка, рассказал все, что знал. То, как босмерка принесла этот меч незнамо откуда, как отказалась избавиться от него, а потом, одержимая, убила многих односельчан. Как была изгнана, стала наемницей, и была замечена не так давно у айлейдских руин Виндаселя, что неподалеку.
Каджиит, час назад пробегавший мимо этих самых руин, глухо зарычал и, забыв поблагодарить старика за откровения, потрусил в обратную сторону по Красной кольцевой дороге.
- Умбра - мой клинок. Это моё естество. То, кем я должна быть. Годами я питала его душами людей и меров. Воинов и жрецов, королей и нищих. Мужчин, женщин и детей. Всех их я заставила пролить кровь. Все они погибли, но Умбра всё ещё жаждет.
Меч Умбра.Босмерка была экипирована не в пример лучше учителя, оправдывая звание воина и наемника. Вот только, взяв себе имя меча, отвергла свое старое, а о Вратах Пелла вообще отозвалась не в самых лицеприятных выражениях. На ее поясе висел искомый клинок. Черный, словно данмер под «хамелеоном» беззвездной ночью, он поблескивал в свете факелов маслянистыми бликами зачарования.
- Я то, чем стала, и знаю свою судьбу, - голос наемницы вырвал приключенца из горестных и завистливых дум об ее прекрасной экипировке. - А ты? Что тебе нужно? Моя смерть? Мой клинок? Я предлагаю тебе выбор, то, чего не было у большинства. Останься и умри или немедленно уйди и живи своей жизнью дальше.
- Это твой шанс, приятель. Забей, - воспользовался паузой Барбас, пока каджиит угрюмо косился на потерявшую к нему интерес босмерку. – Давай просто потопаем обратно к святилищу и скажем Клавику, что сделка отменяется? Конечно, он взбесится, но тебя не убьёт. Ну, наверное. Всё равно шансы лучше, чем тут.
«Ну да, это не крыс для Гильдии Бойцов отлавливать. Опытный воин. Скормит меня при случае этой железке без проблем. Пусть даже забилась в такую глушь, не желая вырезать всех без разбору, а теперь дает шанс уйти. Пожалуй, свалить и вправду будет неплохим вариантом».
- Пожалуй, я ухожу, - сказал он, отступая к лестнице. Умбра равнодушно отвернулась, показывая, что не собирается задерживать столь интересного собеседника, а Барбас, довольный сверх меры, защебетал с присущими обитателям Забвения потусторонними нотками.
Меч Умбра.
Оно называло себя Умброй, и, как Вайл, свихнулось на душах.
Он был смертным, да, когда-то. Человеком ли, эльфом, зверочеловеком – известное не позволяет строить предположений, да это и не важно. Он был героем, он имел дела с владыкой даэдра Клавиком Вайлом и его звали Умброй.
Клавик Вайл, чья сфера исполнение желаний смертных посредством ритуалов и соглашений, всегда готов заключить очередной договор и выполнить невозможное – но цена будет соответствующей. Он не самый дружелюбный владыка, и выгоду от сделок с ним получает только он сам.
Либо Нэнр смыслила в некромантии, либо на то была воля Вайла, либо условия сделки Клавика и Умбры были таковы – только они сами знают. Но ведьма, противореча законам бога смерти Аркея, смогла поместить в меч и использовать для наложения чар на оный душу разумного существа. Однако Умбра - не просто источник магии для артефакта, он и есть артефакт, его сила и его воля. Грозный и изящный клинок стал для черной души тюрьмой, которая в определенный момент кардинально изменилась.
Не вняв предостережениям верного слуги Барбаса и заполучив оружие в свои руки, Клавик, пожалуй, второй раз в обозримой истории оказался в проигрыше. Более того – Умбра смог заполучить часть его сил, опасно ранив Вайла и почти сравнявшись в силах с владыкой даэдра. Но почти, как известно, не считается, и бывший узник клинка оказался заперт на плане Забвения. Укрывшись в городе на границе владений принца сделок, он ждал удобного случая для побега.
Меч Умбра.Ночь. Город Вивек. Ординатор на фоне Храма и Министерства Правды.
И такой подвернулся. Давным-давно луна Баар Дау изменила свой путь, грозя обрушиться на Вивек, но была остановлена богом, что возвел этот город и дал ему свое имя. Тысячелетия она парила над главным храмом и, названная Министерством Правды, служила местом заключения опаснейших преступников. Однако Вивек и его сила исчезли, и поддерживать скалу в воздухе пришлось устройству, что черпало силы для этого из обители Клавика Вайла. Последствиями его взрыва стало не только извержение Красной Горы и падение луны на город, оставившее на месте последнего лишь огромный кратер. На краткие мгновения между Забвением и Мундусом открылся проход. Сквозь него на план Вайла были выброшены виновники катастрофы, а Умбра успел метнуть ненавистный ему клинок в мир смертных, с тем чтобы отдалить его от владыки даэдра и оставаться свободным.
Меч Умбра.Умбриэль. Обложка The Infernal City.
Дождь смыл пепел Красной Горы с рукояти меча, и носящий кольцо с печаткой драугра темный эльф унес его на север, к Морю Призраков. Спустя сорок лет после ухода в небытие династии Септимов артефакт станет объектом поисков многих личностей как единственная представляющая опасность вещь для Умбры. Который, оставаясь пленником обители Вайла, смог таки сбежать – вырвав кусок этого плана. Снабженный устройством, подобным тому, что поддерживало когда-то Министерство Правды, он станет проклятым городом в небесах мира смертных – Умбриэлем.
Он перемещается не по воле богов или прихоти слепой судьбы, передающей артефакты из рук в руки, но сам выбирает себе слугу. Такого, что будет достаточно долго считать себя владельцем меча, кормя его чужими душами – пока клинок не поглотит его собственную, сделав своим рабом. И лишившемуся всего, живущему лишь ради битвы и меча, с сосущей пустотой в груди воину останется лишь сказать встреченному искателю приключений – «Зови меня Умбра. Это имя моего меча, и мое имя».
,
,
